Мацуо Басё. Биография. Мацуо басе Национальным поэтом какой страны является мацуо басе

Он родился в 1644 году, в призамковом городе Уэна, столице провинции Ига, в семье самурая низкого ранга. Его настоящее имя - Дзинситиро Гиндзаэмон. После нескольких лет службы у молодого князя Ёситада, чей отец управлял замком Уэно, он отправился в императорскую столицу Киото, где попал под влияние выдающегося поэта хайкай Китамура Кигина. Дзинситиро и его сюзерен Ёситада, который принял псевдоним Сэнгин, стали близкими друзьями и обычно демонстрировали свои поэтические наклонности, сочиняя модные "стихотворные цепочки" - рэнга. Уже в юности молодой самурай проявил такое мастерство, что, когда ему было 22 года, некоторые его стихотворения, как и стихотворения Сэнгина, были включены в антологию, изданную поэтом Огино Ансэй. Тогда же Дзинситиро принял литературное имя Мунэфуса. На следующий год, в апреле 1666 года, его хозяин и друг Ёситада, внезапно умирает.

Скорбящий 23-х летний Мунэфуса, взяв прядь волос своего господина, отправился на гору Коя, чтобы поместить её там в знаменитом будийском монастыре. Дзэн очаровал молодого поэта. Он готов был уйти от мира. Тем не менее, он вскоре снова оказался в Киото и поступил в услужение к Кигину, литературному наставнику Сэнгина, с которым он продолжал изучения японских классических книг, рэнга и хайкай школы Тэйтоку. Одновременно под руководством крупного специалиста Ито Танъана он изучал китайских классиков. В это время молодой поэт-самурай ещё раз изменил своё имя и стал называться Тосэй - "Зелёный персик", в честь китайского поэта, которым он восхищался (Ли Бо - "Белая Слива").

Последующие пять лет Тосэй провёл в Киото, усиленно учась и сочиняя стихи. Он подружился с литературным братством, проживающим в столице. В сборнике "Кайой" ("Игра в ракушки") было опубликовано 2 его хайкай и 58 стихов других поэтов, прокомментированных им. В 1672 году сёгун вызвал Кигина в Эдо, сопровождал его молодой ученик Тосэй. Чтобы как-то помочь ему свести концы с концами, его назначили ответственным за строительство сооружений по водоснабжению в Сэкигути, находящемся в округа Коисикава в Эдо. Но даже занимаясь этой официальной деятельностью, Тосэй продолжал изучать классиков и слагать стихи. Вскоре он отказался от должности и взял на себя невыгодную и не приносящую доходов роль учителя хайкай. Число его учеников, многие из которых потом прославились, постоянно росло. С каждой публикацией год от года росла и его слава. Один из его друзей и учеников, Сугияма Сампу, богатый поставщик рыбы для ставки сёгуна, представил в распоряжение Тосэя свою хижину, расположенную на левом берегу реки Сумида в округе Фукагава. Здесь в саду Тосэй посадил банановое дерево (басё) и ученики стали называть его жилище "Басё-ан" ("Обитель банановых листьев").

После этого поэт принял имя Басё, под которым он более всего и известен. Он наслаждался покоем, тишиной и красотой окружающего мира, он слагал стихи и изучал основы дзэн - буддизма. Нельзя осознать место Басё в мировой литературе и вполне оценить его гений, не понимая, что он был истинным буддистом, что именно дзэн был источником его гениальности. Дзэн это больше, чем религия, и больше, чем образ жизни, это больше, чем философия...

Считается, что Басё был стройным человеком небольшого роста, с тонкими изящными чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у него было слабое и он всю жизнь страдал расстройством желудка. По его письмам можно предположить, что он был человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым, щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Хотя всю жизнь он страдал от нищеты, он почти не уделял внимания этому, будучи истинным философом и буддистом. Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар погубил "Обитель бананового листа" и сам Басё чуть не погиб. После короткого пребывания в провинции Каи, он возвращается в Эдо, где с помощью учеников, строит в сентябре 1683 года новую хижину и сажает банановое дерево. Но это лишь символ. Отныне и до конца своей жизни Басё - странствующий поэт. В августе 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, в сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно умён и точно уж достаточно известен, чтобы пройти это преграды. Интересно посмотреть, что представляло собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и четки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож на буддийского паломника. После многодневного путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу, посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель. Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.

Рассказ о своём путешествии Басё озаглавил "Нодзасари кико" ("Смерть в пути"). После года спокойного размышления в своей хижине, в 1687 году, Басё издаёт сборник стихов "Хару-но хи" ("Весенние дни") - своих и своих учеников, где мир увидел самое великое стихотворение поэта - "Старый пруд". Это веха в истории японской поэзии.

Мацуо Басё. Биография

Фуру икэя
Кавадзу тобикому
Мидзу-но ото

Старый пруд
Прыгнула лягушка
Всплеск воды

Не только полная безупречность этого стихотворения с точки зрения многочисленных предписаний этой кратчайшей и сверхлаконичной формы поэзии, хотя уж кто-кто, а Басё никогда не боялся нарушать их, но и глубокий смысл, квинтэссенция красоты Природы, спокойствия и гармонии души поэта и окружающего мира, заставляют считать эту хайку великим произведением искусства. Здесь не место говорить о традиционной для японской поэзии игре слов, позволяющей создавать в 17 или 31 слоге два, три, а то и четыре смысловых слоя, поддающихся расшифровке лишь знатоками, а то и лишь самим автором. Тем более, что Басё не очень любил этот традиционный приём - марукэкатомбо. Стихотворение прекрасно и без этого. Многочисленные комментарии к "Старому пруду" занимают не один том. Но сущность аварэ - "грустного очарования и единения с Природой" великий поэт выразил именно так.

До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы. Его поклонники ходили за ним толпами, повсюду его встречали ряды почитателей - крестьян и самураев. Его путешествия и его гений дали новый расцвет ещё одному прозаическому жанру, столь популярному в Японии - жанру путевых дневников, зародившемуся ещё в X веке. Лучшим дневником Басё считается "Окуно хосомити" ("По тропинкам севера"). В нём описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил родной край, а затем пришел в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. О последних днях жизни подробно рассказывает один из его биографов (цитата по: Miyamori. Haikai Ancient And Modern. Tokyo, 1932) "29-го числа сего месяца (сентябрь 1694) Басё участвовал в поэтической вечеринке в особняке госпожи Соно, своей прилежной ученицы, которая устроила в его честь роскошный приём. К несчастью, ужин оказался роковым для поэта, уже несколько дней страдавшего расстройством желудка.<...>Болезнь, вероятно дизентерия, приняла серьёзный характер. Прикованный к постели поэт сказал: "Мокусэцу из Оцу хорошо разбирается в состоянии моего здоровья. Пошлите за ним." Поэт-врач пришёл и осмотрел его. Поэт сказал: "Мне нужно кое-что сказать Кёраю" и послал за Кёраем в Киото. В доме его ученика Содо, где он остановился по прибытии, не было необходимых условий для ухода за ним и 3 октября Басё перенесли в заднюю комнату владельца цветочной лавки по имени Нидзаэмон, близ храма Мидо. Не говоря о Сико и Идзэне, сопровождавших поэта в его последнем путешествии, за ним день и ночь ухаживали Сидо, Кёрай, Мокусэцу, Сяра, Донсю, Дзёсо, Отокуни и Сэйсю, которые прибыли из разных мест, узнав о болезни Басё. Тревожная весть распространилась по окрестным провинциям, и толпами начали приходить его ученики и друзья, охваченные тревогой и страхом. Вышеупомянутые десять учеников принимали их и благодарили, но к больному в комнату никого не пускали. Обнаружив, что состояние больного критическое, Мокусэцу предложил Басё пригласить какого-нибудь другого врача, но умирающий поэт не желал об этом слышать, сказав: "Нет, твоё лечение меня вполне устраивает. Никого другого мне не надо". Когда его попросили написать последнее стихотворение, он ответил: "Моё вчерашнее стихотворение - сегодня будет моим последним стихотворением. Моё сегодняшнее стихотворение завтра станет моим последним стихотворением. Каждое стихотворение, которое я когда-либо писал в своей жизни, - это последнее стихотворение". Однако, 8-го числа он призвал к постели Дзёсо, Кёрая и Донсю и продиктовал Донсю следующее стихотворение:

Таби-ни яндэ
Юмэ ва карэ-но но
Какэмэгуру

В пути я занемог
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям

"Это стихотворение не последнее, - сказал поэт, - но возможно, что оно и последнее. Во всяком случае, это стихотворение вызвано моей болезнью. Но думать об этом сейчас, когда я стою перед великой проблемой жизни и смерти, пусть даже я всё жизнь посвятил этому искусству, было бы заблуждением". 11-го числа прибыл Кикаку, один из учеников Басё, который только узнал о болезни учителя. На следующий день Басё попросил приготовить ему ванну и призвав к своему ложу Кикаку, Кёрэя, Дзёсо, Отокуни и Сэйсю, продиктовал Сико и Идзэну подробное завещание о том, как распорядиться его имуществом, а также оставил послания своим ученикам и слуге в Эдо, о том, как распорядиться его рукописями и прочее. Записку своему брату Хандзаэмону в Уэно он написал сам. Высказав всё, что ему хотелось, он сложил руки и, шёпотом прочитав что-то, напоминающее отрывок из сутры Каннон, вскоре после четырёх часов дня, в возрасте пятидесяти одного года, издал последний вздох".

1111111

Мацуо Басё — третье имя поэта, под которым он известен Японии и миру. Настоящее его имя — Дзинситиро Гиндзаэмон.

Биография Мацуо Басё

Будущий поэт родился в семье небогатого, но образованного самурая. Отец и старший брат Мацуо Басё были учителями каллиграфии. А он выбрал себе другую судьбу. У него рано пробудилась тяга к учению и осталась с ним навсегда. Ещё будучи юношей, Басё начал усердно изучать китайскую литературу. Среди его кумиров был великий китайский поэт Ли Бо. По аналогии с его именем, которое означает «Белая Слива», Басё назвался Тосэй «Зелёный Персик». Это было второе имя Басё. Первое — Мунэфуса - он взял, как только начал писать стихи.

Усердно изучая китайскую и японскую поэзию, Мацуо Басё постепенно пришёл к пониманию того, что у поэтов особое место среди людей. Кроме литературы, он изучал философию, медицину. Правда, через некоторое время он понял, что по книгам ни человека, ни природу не изучить, и в возрасте 28 лет покинул родные места. К этому шагу Мацуо Басё подтолкнула безвременная смерть его господина сына князя. Их сближала любовь к поэзии. Басё постригся в монахи (что освобождало самурая от службы феодалу) и отправился в крупнейший японский город — Эдо (совр. Токио). Родные уговаривали его отказаться от «безрассудного поступка», пно он был непреклонен.

В Эдо начинающий поэт стал посещать поэтическую школу. А вскоре и сам стал учителем поэзии для молодых людей, большинство из которых были так же бедны, как и он сам. Бедность не смущала Басё. Он ощущал себя последователем буддийских монахов, для которых духовное совершенствование было выше всяческих материальных благ. Жил он в подаренном отцом одного из учеников жилище в предместье Эдо. Желая украсить место своего обитания, он посадил банановое дерево (по-японски — басё).

Наверное, шум широких листьев банана навеял поэту последний псевдоним — Басё. С этим именем он вошёл в историю японской и мировой поэзии. Долго прожить в своей украшенной банановым деревом хижине Басё не удалось. Она сгорела. С этого времени (1682) и до конца своих дней он был скитальцем, как и многие поэты до него. Странствующие поэты — это японская традиция. Они исходили свою страну, отыскивая самые красивые места, потом описывали их в стихах и дарили людям. Мацуо Басё за десять лет странствий тоже много дорог исходил и очень много людей повидал. Свои впечатления он оставлял в дневниках путешествий и в стихах. Всего «дневников странствий» пять. В памяти японцев Мацуо Басе, биография которого была нами рассмотрена, остался поэтом в монашеской рясе и с дорожным посохом.

Основные даты жизни Мацуо Басё:

1644 — родился в замковом городе Уэно провинции Ига;

1672 — покинул родной город и отправился в Эдо (Токио) с томиком своих стихов;

1684 — покинул Эдо и отправился странствовать по Японии;

1694 — умер в городе Осака.

Стихи Мацуо Басё

Он писал непривычные для нашего восприятия стихи всего в три строки. Японцы называют их хокку. Эта поэтическая форма возникла в Японии неслучайно. Её появление обусловлено всем строем японской жизни, которой протекает в замкнутом географическом пространстве — на островах. Это обстоятельство, по-видимому, и сформировало склонность японцев к аскетизму и минимализму в быту: легкий пустой дом, сад камней, бансай (маленькие деревья). Повлияло это и на лаконизм в искусстве.

Литература, в особенности поэзия, так же выразила внутреннюю тягу японцев к малому. Пример тому хокку - три строки, длина которых строго определена. В первой — 5 слогов, во второй - 7, в третьей - 5. По сути, хокку образовалось в результате отсечения от танка (5-7-5-7-7) двух последних строк. По-японски хокку означает начальные стихи. В хокку нет рифмы, к которой мы привыкли, читая русских поэтов. Вообще-то рифмы у японцев никогда и не было — такой уж у них язык.

Почти в каждом хокку должны присутствовать «сезонные слова», которые обозначают время года. Зимняя слива, снег, лёд, чёрный цвет - это образы зимы; пение лягушек, цветы сакуры - весны; соловей, кукушка, «день посадки бамбука» лета; хризантемы, жёлтые листья, дождь, луна — осени.

Какая грусть!

В маленькой клетке подвешен

Пленный сверчок.

Грусть — от того, что скоро зима. Сверчок в клетке — её знак. В Китае и Японии стрекочущих насекомых (цикад, сверчков) держали зимой в доме в маленьких клетках, как певчих птиц. А продавали их осенью.

Хокку обычно делится на две части. Первая строка стихотворения и есть его первой частью, в которой обозначается картина, ситуация и задаётся настроение.

Майский дождь бесконечный.

Мальвы куда-то тянутся,

Ищут дорогу солнца.

В этом хокку первая строка фиксирует монотонное замедленное явление и настраивает на волну уныния и тоски.

Вторая часть хокку должна противопоставляться первой. В этом стихотворении неподвижность сравнивается с движением («тянутся», «ищут»), серость, уныние — с «солнцем». Таким образом в стихотворении есть не только композиционная, но и смысловая антитеза.

Каждое хокку — это маленькая картина. Мы её не только видим, но и слышим — шум ветра, крик фазана, пенье соловья, кваканье лягушки и голос кукушки.

Особенность хокку в том, что в нём созданы картины намёками, часто выраженные одним словом. Так же поступают и японские художники.

О чём же можно писать в хокку? Обо всём: о родном крае, о матери, отце, друге, о работе, искусстве, но главная тема хокку — это природа... Японцы любят природу и им доставляет огромное удовольствие созерцать её красоту. У них даже есть понятия, обозначающие процесс любования природой. Ханами любование цветами, цукими — любование луной, юкими — любование снегами. Сборники хокку обычно делились на четыре главы: «Весна», «Лето», «Осень», «Зима».

Но не только о цветах, птицах, ветре и луне рассказывали стихи Мацуо Басё. Вместе с природой в них всегда живёт человек — он сажает ростки риса, любуется красотой священной горы Фудзи, мёрзнет в зимнюю ночь, смотрит на луну. Он грустный и весёлый — он везде, он главный герой.

Мне приснилась давняя быль:

Плачет брошенная в горах старуха.

И только месяц ей друг.

В стихотворении запечатлены отголоски древней легенды о том, как один человек, поверив наговорам жены, отнёс свою старую тётку, которая заменила ему мать, на пустынную гору и оставил там. Увидев, как чистый лик луны взошел над горой, он раскаялся и поспешил привести старуху обратно домой.

Мацуо Басё часто иносказательно говорит о человеке и его жизни. Вот как в этом, одном из самых знаменитых, хокку этого автора:

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.

Хокку — с виду очень простые, незамысловатые, кажется, что совсем не сложно их написать. Но так кажется только на первый взгляд. На самом деле за ними лежит не только упорный труд стихотворца, но и знание истории, философии своего народа. Вот, например, один из признанных шедевров Басё:

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний вечер.

Вроде бы ничего особенного, но известно, что Мацуо Басё много раз переделывал это стихотворение — пока не нашёл единственно нужные слова и не поставил их на свои места. При помощи нескольких точных деталей ("намёков") поэт создал картину поздней осени. Почему Басё из всех птиц выбрал именно ворона? Конечно, не случайно. Это — всезнающий ворон. Он символизирует буддийскую отрешенность от суетного мира, то есть своим глубинным смыслом хокку обращено к человеку — его одиночеству. За образами природы у Мацуо Басё всегда скрываются настроения, глубокие раздумья. Он был первым в Японии, кто наполнил хокку философскими мыслями.

Хокку - та часть культуры, которая входила в жизнь каждого японца.

Основные черты хокку :

определённое количество слогов в трёх строчках (5-7-5);
противопоставление одной части стихотворения другой;
отсутствие рифмы;
наличие «намёков»;
употребление «сезонных слов»;
лаконичность;
живописность;
утверждение двух начал: природы и человека;
рассчитано на сотворчество читателя.

В Эдо Басё обитал в простой хижине, подаренной ему одним из учеников. Возле дома он своими руками посадил банановое дерево. Считается, что именно оно дало псевдоним поэту (Басё, переводится как «банан, банановое дерево»). Банановая пальма неоднократно упоминается в стихах Басё:

Я банан посадил -
И теперь противны мне стали
Ростки бурьяна...

Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролёт.

Перевод Веры Марковой

Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар погубил «Обитель бананового листа» - жилище поэта, и сам Басё чуть не погиб в огне. Поэт сильно переживал утрату дома.

После короткого пребывания в провинции Каи он вернулся в Эдо, где с помощью учеников построил в сентябре 1683 года новую хижину и снова посадил банановое дерево. Но это действие было лишь символическим возвратом к прошлому. Отныне и до конца своей жизни Басё - странствующий поэт.

В августе 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, в сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно умён и уж точно достаточно известен, чтобы пройти эти преграды.

Интересно посмотреть, что представляло собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и чётки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож на буддийского паломника.

После многодневного путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу, посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель.

Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.

Лучшим дневником Басё считается «Окуно хосомити» («По тропинкам севера»). В нём описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил родной край, а затем пришёл в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. Басё скончался в возрасте пятидесяти одного года.

Лирика - это единственный вид искусства, который человек может целиком и полностью «присвоить» себе, превратив лирическое произведение или отдельные строки в часть своего сознания. Произведения других искусств живут в душах как впечатления, как память об увиденном, услышанном, а вот лирические стихи сами врастают в души, откликаются в нас в определенные моменты жизни... К этой мысли приходили многие мудрецы.

Краткость, как известно, сестра таланта. Может быть, поэтому народ всегда охотно и сам создавал, и живо откликался на лаконичные поэтические формы, которые легко запоминаются. Вспомним рубай Хайяма - четыре строчки.

Но когда речь заходит о краткости как особой поэтике, мы сразу вспоминаем Японию и слова «танка» и «хокку». Это формы, которые несут глубоко национальный отпечаток Страны восходящего солнца. Пятистишие - танка, трехстишие - хокку. Японская поэзия культивирует эти формы уже много веков и создала удивительные шедевры.

Сразу скажем, что если бы не кропотливейшая и талантливейшая работа некоторых переводчиков, и, в первую очередь, Веры Марковой, мы бы вряд ли могли насладиться тончайшей поэзией Басе, Оницура, Тиё, Вусона, Исса, Такубоку... Именно благодаря конгениальности некоторых переводов книги японской лирики в России расходились еще недавно миллионными тиражами.

Прочитаем несколько стихотворений Басе, безусловно, великого поэта, достигшего в хокку наибольшей поэтической выразительности, в переводе В. Марковой.

И осенью хочется жить
Этой бабочке пьет торопливо
С хризантемы росу.

Можно и не знать, что хокку построена на определенном чередовании количества слогов

пять слогов в первом стихе, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Можно не знать, что звуковая и ритмическая организация трехстишия - это особая забота японских поэтов. Но нельзя не видеть, не чувствовать, не понимать того, как много сказано в этих трех строчках. Сказано, прежде всего, о жизни человека «И осенью хочется жить...» И в конце жизни хочется жить.

Роса на хризантеме - это не только очень красиво в изобразительном смысле, но и многозначно поэтически. Роса ведь очень чистая, очень прозрачная - это не вода в мутном потоке быстрой реки жизни. Именно в старости человек начинает понимать и ценить истинные, чистые, как роса, радости жизни... Но уже осень.

В этом стихотворении можно уловить тот вечный мотив, который есть и у русского поэта, жившего через почти триста лет после Басе, у Николая Рубцова

Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки.
И на комья желтеющей глины
За ограду летят лепестки...

Это из «Посвящения другу». И у Басе, и у Рубцова - вечный мотив жизни на земле и ухода... У Рубцова понятно, что речь идет об ограде палисадника и о глине в нем же, но направленность душевная - «последние ночи близки» - вызывает ассоциации с другой оградой, с кладбищенской, и с другими комьями глины...

Вот я прочитал трехстишие Басе и ушел аж до Рубцова. Думаю, что японского читателя эти строки уведут к своим ассоциациям - каким-то японским полотнам живописи - многие хокку имеют прямую связь с живописью - уведут к японской философии, хризантема имеет в национальной символике свой смысл - и читатель тоже на это откликнется. Роса к тому же - метафора бренности жизни...

Вообще здесь задача поэта - поэтической картиной, набросанной двумя-тремя штрихами, заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, - и для этого средств у хокку достаточно, если, конечно, хокку пишет настоящий поэт.

Вот еще трехстишие Басе

Едва-едва я добрел,
Измученный до ночлега...
И вдруг - глициний цветы!

В традиции хокку изображать жизнь человека в слиянии с природой. Поэты понуждают человека искать потаенную красоту в простом, незаметном, повседневном. Согласно буддийскому учению, истина постигается внезапно, и это постижение может быть связано с любым явлением бытия. В этом трехстишии - это «глициний цветы».

Конечно, мы лишены возможности воспринимать стихи Басе в полной мере, о которой Поль Валери сказал, что «поэзия - это симбиоз звука и смысла». Смысл перевести легче и вообще возможно, но вот как перевести звук И все-таки, нам кажется, при всем том, Басе в переводах Веры Марковой очень близок к своей первоначальной, японской, особенности.

Не всегда надо искать в хокку какой-то особый глубокий смысл, зачастую - это просто конкретное изображение реального мира. Но изображение изображению рознь. Басе это делает очень зримо и чувственно

Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои.

Или в другом случае Басе стремится передать через хокку пространство - и только. И вот он его передает

Бушует морской простор!
Далеко до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.

Если бы не было Млечного Пути, не было бы и стихотворения. Но на то он и Васе, чтобы через его строки нам открылось огромное пространство над Японским морем. Это, видимо, холодная ветреная осенняя ясная ночь - звезд бесчисленное множество, они блестят над морскими белыми бурунами - а вдали черный силуэт острова Садо.

день чудесный!..» - все понимают и будут понимать, что это вот поэзия, самая чудесная и истинная, а почему она поэзия и что в ней такого - об этом даже не хочется особенно и задумываться.

Так и у Басе - японцы чтят его, знают наизусть, не всегда отдавая себе отчет, почему его многие стихи сразу и навсегда входят в душу. Но ведь входят! В настоящей поэзии маленькая зарисовка, какой-нибудь пейзаж, бытовой фрагмент могут стать поэтическими шедеврами - и народ их так и будет осознавать.

Правда, порой трудно, даже невозможно передать на другом языке, в чем заключается чудо того или иного стихотворения на языке родном. Поэзия есть поэзия. Она тайна и чудо - и так ее и воспринимают любители поэзии. Поэтому кажущееся нам простым и незамысловатым трехстишие Басе знает наизусть каждый культурный японец. Мы этого можем и не уловить не только из-за перевода, но и потому, что мы живем в другой традиции поэтической, а также по многим другим причинам.

О сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему -
В этом высший подвиг цветка!

Прав Басе, у нас другие цветы, нам свое надо культивировать. Васе родился в замковом городе Уэно провинции Ига в семье небогатого самурая. Васе - это литературный псевдоним, подлинное имя Мацуо Мунэфуса. Провинция Ига была расположена в центре острова Хонсю, в самой колыбели старой японской культуры. Родные поэта были очень образованными людьми, знали - это предполагалось в первую очередь - китайских классиков.

Басе с детства писал стихи. В юности принял постриг, но не стал настоящим монахом. Он поселился в хижине близ города Эдо. В его стихах есть описание этой хижины с банановыми деревьями и маленьким прудом во дворе. У него была возлюбленная. Ее памяти он посвятил стихи

О, не думай, что ты из тех,
Кто следа, не оставил в мире!
Поминовения день...

Басе много странствовал по Японии, общался с крестьянами, с рыбаками, со сборщиками чая. После 1682 года, когда сгорела его хижина, вся его жизнь стала странствованием. Следуя древней литературной традиции Китая и Японии, Васе посещает места, прославленные в стихах старинных поэтов. В дороге он и умер, перед кончиной написав хокку «Предсмертная песня»

В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным лугам.

Поэзия была для Басе не игрой, не забавой, не заработком, а призванием и судьбой. Он говорил, что поэзия возвышает и облагораживает человека. К концу жизни у него было множество учеников по всей Японии.

Краткая биография поэта, основные факты жизни и творчества:

МАЦУО БАСЁ (1644-1694)

Самый знаменитый поэт Японии Мацуо Басё прославился не только своими чудесными стихами, но и многочисленными путешествиями. Он первый призвал поэтов Страны восходящего солнца совместить в поэзии прекрасный идеал с житейской повседневностью. Более четырехсот лет развивают гениальные идеи Басё японские поэты разных школ и направлений, но зачастую мы при словах «японская поэзия» вспоминаем прежде всего о чудесных хайку великого творца.

Мацуо Басё родился в селении близ замка Уэно, столицы провинции Ига.

Его отец, Мацуо Ёдзаэмон, был бедным безземельным самураем на небольшом жаловании. О матери Басё мы почти ничего не знаем, но скорее всего она тоже происходила из бедной самурайской семьи. Будущий поэт стал третьим ребенком в семье, помимо старшего брата Хандзаэмона у него было четыре сестры: одна старшая и три младшие.

В детстве, по японской традиции, мальчик носил разные имена: Кинсаку, Тюэмон, Дзинситиро, Тоситиро. Позже он стал называть себя Мацуо Мунэфуса, этим же именем подписаны его первые трехстишия - хокку.

Юные годы Басё провел в провинции Ига. Лет с десяти мальчик начал прислуживать наследнику одного из самых знатных и богатых местных семейств Тодо Ёситада (1642-1666). Очевидно, в доме Тодо Басё и приобщился к поэзии. Юный Ёситада тоже делал тогда первые шаги на поэтическом поприще и занимался у выдающегося японского поэта хайкай Китамура Кигина (1614-1705). Писал Ёситада под псевдонимом Сэнган. Юный самурай Мацуо Мунэфуса тоже стал брать уроки у Кигина.

Покровительство Ёситада позволяло юноше не только надеяться на поддержку в поэтическом мире, но и рассчитывать на упрочение своего положения при доме Тодо, что позволило бы ему со временем подняться на более высокую социальную ступень.

Так или иначе, в 1664 году в сборнике «Саёно-накаяма-сю», составленном знаменитым поэтом Мацуэ Сигэёри (1602-1680), впервые были опубликованы два хокку Мацуо Мунэфуса.

В следующем, 1665 году произошло не менее значительное событие в жизни начинающего поэта - он впервые, снова под именем Мунэфуса, участвовал в сочинении хайкай-но рэнга. Созданный тогда цикл из ста строф был посвящен тринадцатой годовщине смерти Мацунага Тэйтоку, основателя самой авторитетной в то время школы хайкай, к которой принадлежал Кигин.

Неожиданная смерть Сэнгина в 1666 году положила конец надеждам Басё на успешную и быструю служебную карьеру. Юноша был в растерянности, поскольку не знал, как ему жить дальше.

Шесть следующих лет оказались закрытыми от биографов. Но затем появляется уже сложившийся профессиональный поэт. Видимо, эти годы прошли в неустанной учебе.

В 1672 году двадцатидевятилетний Басё составил свой первый сборник хокку «Каиоои». Сборник этот возник в результате организованного им поэтического турнира, в котором участвовали поэты из провинций Ига и Исэ. Шестьдесят хокку, ими сочиненные, были разбиты на тридцать пар. Собравшиеся последовательно сравнивали каждую пару, отмечая достоинства и недостатки каждого стихотворения. Снабдив сборник собственным предисловием, Басё преподнес его святилищу Уэно-тэнмангу, рассчитывая, что Небесный бог поможет ему достичь успехов на избранном пути.

В 1674 году Китамура Кигин посвятил Басё в тайны поэзии хайкай и передал ему собрание своих тайных наставлений «Хайкайуморэги», написанное еще в 1656 году. После этого Басё взял себе новый псевдоним - Тосэй.

В 1675 году Басё перебрался жить в Эдо. Первоначально он поселился в доме поэта Бокусэки, еще одного ученика Кигина. Он и живший неподалеку Сампу поддерживали постоянно нуждавшегося Басё.

В Эдо поэт вместе с соавтором Содо опубликовал цикл «Эдо рёгинсю». Сборник появился зимой 1676 года, а летом того же года Басё уехал на родину, но скоро вернулся вместе с юношей, известным под псевдонимом Тоин. Это был либо осиротевший племянник поэта, либо его приемный сын. Тоин оставался с Басё до самой своей смерти в 1693 году.

Необходимость содержать еще одного человека сильно осложнила жизнь Басё, который и без того еле сводил концы с концами. По этой причине в 1677 году он по протекции Бокусэки устроился на государственную службу и стал заниматься вопросами ремонта водопроводных труб.

Желая соответствовать новым поэтическим идеалам, Басё взял себе псевдоним Кукусай и зимой 1680 года, покинув дом Бокусэки, поселился в местечке Фукагава на берегу реки Сумида. С тех пор, сделавшись, подобно древним китайским поэтам, нищим отшельником, Басё жил на попечении своих друзей и учеников. Для них же дом Басё стал прибежищем, дарующим покой и тишину их уставшим от городской суеты душам, - Деревней, Которой Нет Нигде.

Именно тогда возник образ идеального поэта-отшельника, обретающего гармонию в единении с миром природы. По примеру своего любимого поэта Ду Фу, Басё называл свою хижину «Хакусэндо», но потом, когда в саду пышно разрослась посаженная вскоре после переезда в Фукагава банановая пальма - басё, соседи дали дому другое название - «Басёан». Хозяина же ее стали именовать Басё-окина. Впервые этот псевдоним был использован поэтом в 1682 году в сборнике «Мусасибури» при хокку:

Ураган.
Слушаю - дождь по тазу стучит.
Ночная тьма.

Басёан стала признанным центром нового направления в поэзии хайкай. Но в конце 1682 года в Эдо случился большой пожар, и хижина сгорела. Сам Басё еле-еле спасся. Друзья поэта восстановили Басёан к зиме 1684 года. Но к этому времени поэт принял твердое решение начать жизнь странника.

В конце лета 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, Басё отправился в первое странствие. Поэт описал его в путевом дневнике «Нодзарасикико». Длилось оно до весны 1685 года. Басё вернулся обновленным человеком и великим творцом. Именно тогда он совершил так называемую реформу Басё - отныне поэзия хайкай перестала быть словесной игрой - произошло соединение искусства и повседневной жизни. Поэты школы Басё стали искать и находить красоту в повседневности, там, где ее не искали поэты других школ.

Основой стиля Басё стало соединение, слияние пейзажа и чувства в пределах одного стихотворения. Причем соединение это непременно должно было быть следствием гармонического слияния поэта и природы, которое, в свою очередь, становилось возможным лишь в том случае, когда поэт отказывался от собственного «я» и стремился лишь к обретению «истины». Басё считал, что если поэт стремится к «истине», хокку возникнет само собой.

С середины 1680-х годов и до самой своей смерти Басё почти постоянно был в пути, лишь ненадолго возвращался он в Басёан.

В конце 1691 года после почти трехлетнего отсутствия Басё пришел в Эдо и узнал, что в его хижине поселились другие люди. Выселять их было нежелательно. Поэтому на средства ученика поэта Сампу в 1692 году была построена новая хижина с таким же названием.

К этому времени всю жизнь недомогавший Басё серьезно заболел. Болезнь усугубила кончина в 1693 году подопечного Тоина. Эта смерть потрясла Басё, он долго не мог оправиться от удара. В конце лета 1693 года Басё запер ворота своей новой хижины и целый месяц провел в затворничестве.

Вместо Тоина ему прислуживал человек по имени Дзиробэй, сын гетеры Дзютэй, с которой Басё общался в молодые годы. Некоторые биографы считают Дзиробэя и двух его младших сестер незаконнорожденными детьми поэта, у которого никогда не было жены. Однако сам Басё этого родства не признавал.

В затворничестве поэт выдвинул знаменитый принцип каруси - «легкости-простоты».

Весной 1694 года Басё закончил работу над путевыми записками «По тропинкам Севера», над которыми трудился все время после своего возвращения в Басёан. В мае Басё вместе с Дзиробэем отправился в свое последнее путешествие. На этот раз его путь лежал в столицу. Путешественники остановились на время у Кёрая в хижине «Опадающей хурмы». Там они получили известие о смерти Дзютэй, матери Дзиробэя. Слуга поспешил в Эдо, поскольку на время их путешествия женщина поселилась в Басёан. А самому Басё стало совсем худо, и он слег.

Неожиданно к поэту пришло известие о том, что начались серьезные разногласия между поэтами его школы. В сентябре, превозмогая болезнь, Басё отправился в Осаку. Но там он окончательно слег и умер в окружении верных учеников. Случилось это 12 октября 1694 года.

Последнее хокку поэт написал накануне своей кончины:

В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.

Останки Басё, согласно желанию покойного, были захоронены у храма Гитюдзи, где он любил останавливаться, бывая в Оми.

Басё (1644-1694)

Лирика — это единственный вид искусства, который человек может целиком и полностью «присвоить» себе, превратив лирическое произведение или отдельные строки в часть своего сознания. Произведения других искусств живут в душах как впечатления, как память об увиденном, услышанном, а вот лирические стихи сами врастают в души, откликаются в нас в определенные моменты жизни. К этой мысли приходили многие мудрецы.

Ах, зелененькая щучка
Всю осоку всполошила!
Ах, красавица-девица
Всех парней растормошила.
(Перевод Д. Самойлова)

В мировой поэзии и Востока, и Запада мы найдем немало примеров кратких форм лирики. Русские частушки — это тоже особый вид лирики. В русских пословицах и поговорках просматриваются порой двустишия…

Но когда речь заходит о краткости как особой поэтике, мы сразу вспоминаем Японию и слова «танка» и «хокку». Это формы, которые несут глубоко национальный отпечаток Страны восходящего солнца. Пятистишие — танка, трехстишие — хокку. Японская поэзия культивирует эти формы уже много веков и создала удивительные шедевры.

Сразу скажем, что если бы не кропотливейшая и талантливейшая работа некоторых переводчиков, и, в первую очередь, Веры Марковой, мы бы вряд ли могли насладиться тончайшей поэзией Басё, Оницура, Тиё, Бусона, Исса, Такубоку. Именно благодаря конгениальности некоторых переводов книги японской лирики в России расходились еще недавно миллионными тиражами.

Прочитаем несколько стихотворений Басё, безусловно великого поэта, достигшего в хокку наибольшей поэтической выразительности, в переводе В. Марковой.

И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.

Можно и не знать, что хокку построена на определенном чередовании количества слогов, пять слогов в первом стихе, семь во втором и пять в третьем — всего семнадцать слогов. Можно не знать, что звуковая и ритмическая организация трехстишия — это особая забота японских поэтов. Но нельзя не видеть, не чувствовать, не понимать того, как много сказано в этих трех строчках. Сказано прежде всего о жизни человека: «И осенью хочется жить…» И в конце жизни хочется жить. Роса на хризантеме — это не только очень красиво в изобразительном смысле, но и многозначно поэтически. Роса ведь очень чистая, очень прозрачная — это не вода в мутном потоке быстрой реки жизни. Именно в старости человек начинает понимать и ценить истинные, чистые, как роса, радости жизни. Но уже осень.

В этом стихотворении можно уловить тот вечный мотив, который есть и у русского поэта, жившего через почти триста лет после Басё, у Николая Рубцова:

Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки.
И на комья желтеющей глины
За ограду летят лепестки…

Это из «Посвящения другу». И у Басё, и у Рубцова — вечный мотив жизни на земле и ухода… У Рубцова понятно, что речь идет об ограде палисадника и о глине в нем же, но направленность душевная — «последние ночи близки» — вызывает ассоциации с другой оградой, с кладбищенской, и с другими комьями глины…

Вот я прочитал трехстишие Басё и ушел аж до Рубцова. Думаю, что японского читателя эти строки уведут к своим ассоциациям — каким-то японским полотнам живописи — многие хокку имеют прямую связь с живописью — уведут к японской философии, хризантема имеет в национальной символике свой смысл — и читатель тоже на это откликнется. Роса к тому же — метафора бренности жизни…

Вообще здесь задача поэта — поэтической картиной, набросанной двумя-тремя штрихами, заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, — и для этого средств у хокку достаточно, если, конечно, хокку пишет настоящий поэт.

Вот еще трехстишие Басё:

Едва-едва я добрел,
Измученный до ночлега…
И вдруг — глициний цветы!

Конечно, мы лишены возможности воспринимать стихи Басё в полной мере, о которой Поль Валери сказал, что «поэзия — это симбиоз звука и смысла». Смысл перевести легче и вообще возможно, но вот как перевести звук? И все-таки, нам кажется, при всем том, Басё в переводах Веры Марковой очень близок к своей первоначальной, японской, особенности.

Не всегда надо искать в хокку какой-то особый глубокий смысл, зачастую — это просто конкретное изображение реального мира. Но изображение изображению рознь. Басё это делает очень зримо и чувственно:

Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои…

Или в другом случае Басё стремится передать через хокку пространство — и только. И вот он его передает:

Бушует морской простор!
Далеко до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.

Если бы не было Млечного Пути, не было бы и стихотворения. Но на то он и Басё, чтобы через его строки нам открылось огромное пространство над Японским морем. Это, видимо, холодная ветреная осенняя ясная ночь — звезд бесчисленное множество, они блестят над морскими белыми бурунами — а вдали черный силуэт острова Садо.

В настоящей поэзии, сколько ни докапывайся до последней тайны, до последнего объяснения этой тайны все равно не докопаешься. И мы, и наши дети, и наши внуки повторяем и будем повторять: «Мороз и солнце; день чудесный!..» — все понимают и будут понимать, что это вот поэзия, самая чудесная и истинная, а почему она поэзия и что в ней такого — об этом даже не хочется особенно и задумываться. Так и у Басё — японцы чтут его, знают наизусть, не всегда отдавая себе отчет, почему его многие стихи сразу и навсегда входят в душу. Но ведь входят! В настоящей поэзии маленькая зарисовка, какой-нибудь пейзаж, бытовой фрагмент могут стать поэтическими шедеврами — и народ их так и будет осознавать. Правда, порой трудно, даже невозможно передать на другом языке, в чем заключается чудо того или иного стихотворения на языке родном. Поэзия есть поэзия. Она тайна и чудо — и так ее и воспринимают любители поэзии. Поэтому кажущееся нам простым и незамысловатым трехстишие Басё знает наизусть каждый культурный японец. Мы этого можем и не уловить не только из-за перевода, но и потому, что мы живем в другой традиции поэтической, а также по многим другим причинам.

О сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему —
В этом высший подвиг цветка!

Прав Басё, у нас другие цветы, нам свое надо культивировать.

Басё родился в замковом городе Уэно провинции Ига в семье небогатого самурая. Басё — это литературный псевдоним, подлинное имя Мацуо Мунэфуса. Провинция Ига была расположена в центре острова Хонсю, в самой колыбели старой японской культуры. Родные поэта были очень образованными людьми, знали — это предполагалось в первую очередь — китайских классиков.

Басё с детства писал стихи. В юности принял постриг, но не стал настоящим монахом. Он поселился в хижине близ города Эдо. В его стихах есть описание этой хижины с банановыми деревьями и маленьким прудом во дворе. У него была возлюбленная. Ее памяти он посвятил стихи:

О, не думай, что ты из тех,
Кто следа не оставил в мире!
Поминовения день…

Басё много странствовал по Японии, общался с крестьянами, с рыбаками, со сборщиками чая. После 1682 года, когда сгорела его хижина, вся его жизнь стала странствованием. Следуя древней литературной традиции Китая и Японии, Басё посещает места, прославленные в стихах старинных поэтов. В дороге он и умер, перед кончиной написав хокку «Предсмертная песня»:

В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным лугам.

Поэзия была для Басё не игрой, не забавой, не заработком, а призванием и судьбой. Он говорил, что поэзия возвышает и облагораживает человека. К концу жизни у него было множество учеников по всей Японии.

* * *
Вы читали биографию (факты и годы жизни) в биографической статье, посвящённой жизни и творчеству великого поэта.
Спасибо за чтение. ............................................
Copyright: биографии жизни великих поэтов

Хайку - это суета сует, ловля ветра и томление духа. Для понимания хайку необходимо представить печаль и грусть одиночества, немного налета старины, много подтекста, мало слов - всего пять слогов в первой строке, семь - во второй и пять - в третьей. Хайку состоит из трех строк, но включает в себя весь окружающий мир и требует взамен лишь немного фантазии, внутренней свободы и воображения. В Древней Японии хайку являлось простым
народным стихотворением. Но хайку только внешне проста и народна, как это стихотворение Мацуо Басе:

После хризантем,
Кроме редьки,
Ничего нет.
(1691)

Поэт утверждает: внутренняя красота овоща может быть так же очевидна и прекрасна, как воспетые в японской лирике цветы хризантем. Каждая из стихотворных строк несет свою смысловую нагрузку: так, первая строка - теза, вторая - антитеза, а третья - озарение или катарсис.

Хайку - не стихи, а образ жизни, часть философского восприятия мира по дзэн-буддизму, для полного погружения в который требуется осмысление таких категорий, как единение истинности и красоты, гибкости в соединении печали и сострадания, тонкости и хрупкости в стремлении постичь внутреннюю жизнь самых незначительных предметов, что соотносится с дзэн-буддистским представлением о духовном слиянии человека с явлениями и вещами окружающего мира.
Необходимо понимание очарования простых вещей, сочетания легкости, простоты и прозрачности с глубиной мысли и чувств. И самое главное, ради чего собственно создается хайку, - это озарение или просветление, наступающее не только вследствие долгих и мучительных раздумий, но и вслед внутреннему освобождению, почти мгновенно, неожиданно, вдруг...

Я чуть доплелся
До горной ночлежки, как
Вдруг глициний цвет.
- Мацуо Басе 1686 -

* * *
Басё - поэт-странник

Встретив этого немолодого уже человека, бредущего куда-то в одиночестве по запыленной дороге, многие его соотечественники были убеждены, что видят перед собой обычного бродягу, ночующего под открытым небом только лишь потому, что вряд ли найдется желающий предоставить ему кров. Все те, для кого дорога имела конкретную цель, кто спешил по своим делам, с пренебрежением поглядывали на этого скитальца, чей путь, казалось, был бесконечен.

Вот он сошел с узкой горной тропки для того, чтобы отдохнуть и перекусить. Но, хотя скудная трапеза давно окончена, этот человек не спешит вновь пуститься в путь. Как завороженный, он сидит на том же месте, будто что-то не дает ему двигаться. Из его сумы появляется тушечница и бумага, на которой странник оставляет несколько иероглифов:

Парящих жаворонков выше,
Я в небе отдохнуть присел, -
На самом гребне перевала.

История стерла имена всех тех, кто прошел мимо этого человека, бросив на него надменный взгляд. За более чем три века, что протекли с тех пор, многое изменилось. Остались только эти три строчки и имя их автора - Мацуо Басе.

* * *
Детство Басе протекало в небольшом замковом городе Уэно провинции Ига, что на острове Хонсю. В 1644 году в семье самурая Мацуо Едзаэмона родился третий ребенок. Места, где прошли первые дни жизни будущего поэта, отличались необыкновенной красотой. И, возможно, именно эта гармония природы оказала воздействие на формирование его внутреннего мира и образов, впоследствии нашедших свое отражение в стихах.

Уже став добровольным скитальцем, навсегда покинув родные места и не приобретя новых, Басе будет часто вспоминать о своей родине, о своем "старом гнезде", как писал он, отождествляя себя с бродягой-вороном.

Как известно, Басе - литературный псевдоним поэта, имя, под которым он запомнился своим соотечественникам и вошел в мировую историю. Главное имя этого человека, но далеко не единственное. В детстве, сразу же после рождения, его называли Кинзаку. Но по японскому обычаю, когда мальчик подрастал и становился мужчиной, на смену детским именам приходили имена мужские. Мацуо Манэфуса - так назвали будущего поэта, когда он стал взрослым.

Родители Кинзаку были людьми не очень богатыми, но образованными. Его отец и старший брат зарабатывали на хлеб преподаванием каллиграфии при дворах более обеспеченных самураев. И мальчик уже в ранние годы смог получить неплохое по тем временам образование. Особенно его увлекало чтение книг китайских авторов, таких, как знаменитый Ду Фу. Книги в те времена уже были доступны даже дворянам средней руки.

Многим исследователям творчества великого поэта не дает покоя один вопрос: когда же его рука, держащая рисовую палочку, впервые прикоснулась к бумаге для того, чтобы оставить на ней хайку? Вполне возможно, что первые поэтические опыты Мацуо пришлись еще на те времена, когда он познавал жизнь в отчем доме. Но, скорее всего, юноша начал писать стихи уже после того, как отправился на услужение в замок знатного и богатого самурая Тодо Еситавы.

С каждым днем поэзия захватывала Мацуо все больше и больше, и в конце концов он стал перед выбором - либо оставить службу для того, чтобы всецело предаться творчеству, либо, полностью или частично, отречься от своего таланта, получив взамен обеспеченную и лишенную опасностей жизнь.

Мацуо Манэфуса никогда бы не стал великим Басе, выбери он второе. Решение полностью посвятить себя поэзии стоило ему многого. Например, разрыва с родными. Безусловно, семья не одобрила его выбор, и после того, как Мацуо уходит из дома Ешставы, на помощь близких ему рассчитывать не приходится.

Мацуо отправляется в Эдо, теперешний Токио, - самый крупный японский город того времени. Все его богатство - сборник собственных стихов и стихи ненаписанные - еще не прожитые мгновения радости встречи нового дня и печали расставания.

К тому времени 28-летний поэт уже имел своих первых поклонников - стихи Собо, как он тогда подписывался, были опубликованы в нескольких популярных сборниках, не раз они звучали на распространенных тогда поэтических турнирах. Но кому, как не их автору, было известно: существовать только за счет своего творчества в Японии тех лет не представлялось возможным. И вскоре после приезда в Эдо поэт был вынужден поступить на государственную службу и заниматься строительством водных путей. Однако жизнь чиновника была для Мацуо невыносимой, и прошло совсем немного времени, прежде чем он вновь обрел свободу.

Мацуо Манэфуса становится учителем поэзии. В последователях у него никогда не было недостатка - есть сведения о том, что искусством составления стихов при его посредничестве овладело в общей сложности более 2 000 учеников. Но известность не принесла Мацуо денег, и, по собственному признанию поэта, первые 9 лет, проведенные в Эдо, стали годами постоянной нужды и заботы о хлебе насущном.

Полностью посвятить свое время созерцанию и творчеству поэт смог лишь после того, как один из его учеников, сын богатого торговца рыбой Сампу, по-настоящему устроил его жизнь, подарив Мацуо небольшую хижину, расположенную в предместье Эдо Фукагава.

Поэт с большой радостью принимает этот дар. Его потребности никогда не были велики; наоборот, он всегда сознательно предпочитал довольствоваться малым - горстью рисовых зерен и глотком родниковой воды. И маленькая неухоженная хижина на берегу заброшенного пруда, открытая всем ветрам, была для него куда более желанной, чем огромный дворец.

Это место, не отличавшееся особой красотой, научило поэта видеть прекрасное во всем, даже в самом обыденном пейзаже. В своей хижине Мацуо прожил лишь несколько лет, но она запомнилась ему надолго. У входа поэт посадил банановые пальмы. Поэтому и дом его вскоре стали называть Басе-ан (Банановая хижина). Отсюда происходит и псевдоним поэта, ставший намного более известным, чем остальные его имена. "Басе" переводится как "банановое дерево".

Но радость спокойной жизни была недолгой - в 1682 году во время страшного пожара, уничтожившего чуть ли не полгорода, хижина сгорела. Это было страшной утратой для Басе. Ничто теперь не держит его в Эдо. И в 1684 году он отправляется странствовать.

Ученики отстроили его хижину, но прошлого было не вернуть. И до конца своих дней, до 1694 года, Басе вел образ жизни поэта-бродяги. Он путешествует в одиночестве, реже - с одним или двумя самыми близкими учениками. Его мало волнует то, что теперь он похож на обычного нищего, странствующего из города в город в поисках хлеба насущного. Потертая одежда и изорванные сандалии были для него более приемлемыми, чем одеяния короля поэзии.

"Странник! - это слово станет именем моим", - напишет о себе Басе. Именно путешествия становятся для поэта источником вдохновения. После каждого из них появляется поэтический сборник. "Зимние дни", "Весенние дни", "Заросшее поле"...

Странствия учат Басе многому. Он не заботится о завтрашнем дне, ибо живет даже не сегодняшним днем, а каждым мгновением. Он и умер во время одного из таких путешествий, заведшего поэта в город Осака.

* * *
Значительную и наиболее важную для нас часть наследия Басе составляют его хайку - трехстрочные поэтические миниатюры, состоящие всего из 17 слогов:

В чашечке цветка
Дремлет шмель. Не тронь его,
Воробей-дружок!

Именно Басе разработал и передал своим ученикам многие эстетические принципы сложения хайку, имеющие глубокие корни в японской философии. Это "сатори" - состояние озарения, когда взгляду открываются вещи, недоступные другим людям, "саби" - слово, означающее одиночество, отчуждение от всего внешнего мира, воспоминания, навевающие светлую грусть.

Такие ощущения были присущи поэту, когда он коротал свои дни у входа в банановую хижину, подолгу предаваясь раздумьям. Не покинули они его и после того, как Басе отправился странствовать. В лексиконе Басе постепенно появляются такие слова, как "каруми" - легкость и возвышенность, простота восприятия, "хосоми" - тонкость и ломкость, "сюри" - грусть, сочувствие и, наконец, "фуэки-рюко" - неизменная изменчивость мира, единство движения и покоя.
Хайку Басе последних лет становятся еще более простыми. Сам поэт говорил своим ученикам, что он стремится к стихам, "мелким, как река Сунагава". Именно в простоте образов кроется истинная красота.